Проблема перевода бытовых реалий - дипломная работа

Дом, где жила семья Кенти, находился в вонючем тупике, известным под названием «Двор Отбросов» (1), прямо за Колбасным рядом (2). Дом был маленьким, шатким, прогнившим насквозь, доверху набитым беднотой. Кенти занимали коморку на третьей этаже: у родителей было некоторое подобие кровати в углу, а Том, его бабка и две сестры, Бэт и Нэн располагались на полу и спали, где им вздумается. В качестве постели у них были обрывки нескольких одеял и охапки старой, грязной соломы, но по настоящему это нельзя было назвать постелью, так как каждое утро всё это сваливалось в кучу, и каждый вечер они выбирали то, что им больше нравилось.

Bet and Nan were fifteen year-old twins. They were good-hearted girls, unclean, clothed in rags, and profoundly ignorant.

Their mother was like them. But the father and the grandmother were a couple of fiends. They got drunk whenever they could; then they fought each other or anybody else who came in the way; they cursed and swore always, drunk or sober; John Canty was a thief, and his mother a beggar.

They made beggars of the children, but failed to make thieves of them.

Among, but not of, the dreadful rabble that inhabited the house, was a good old priest whom the king had turned out of house and home with a pension of a few farthings, and he used to get the children aside and teach them right ways secretly. Father Andrew also taught Tom a little Latin, and how to read and write; and would have done the same for the girls, but they were afraid of the jeers of their friends, who could not have endured such a queer accomplishment in them.

Близняшкам Бэт и Нэн было пятнадцать. Они были глубоко невежественными добродушными грязнулями, носившими лохмотья. Мать мало чем отличалась от них*, но отец и бабка были сущими дьяволами. Они напивались в стельку по случаю и без, дрались и ругались между собой или с прохожими, не зависимо от того, были ли они трезвые или пьяные. Джон Кенти был вором, его мать-побирушкой.

Детей они тоже заставили просить милостыню, но не смогли их сделать ворами.

Но среди всего сброда, населявшего этот дом, был один человек, не имевший никакого отношения ко всем этим ворам и нищим, - старый священник, выброшенный королём на улицу* с жалкой пенсией в несколько фартингов (2). Он часто приводил к себе детей, и тайком от родителей учил их любви и добру*. Отец Эндрю, так его звали, научил Тома читать и писать, также благодаря ему Том немного выучил латынь. Священник хотел обучить и сестёр Тома, но они боялись, что подруги будут смеяться над их неуместной учёностью.

All Offal Court was just such another hive as Cantys house.

Drunkenness, riot, and brawling were the order there, every night and nearly all night long. Broken heads were as common as hunger in that place.

Yet little Tom was not unhappy. He had a hard time of it, but did not know it. It was the sort of time that all the Offal Court boys had, therefore he supposed it was the correct and comfortable thing. When he came home empty-handed at night, he knew his father would curse him and thrash him first, and that when he was done the awful grandmother would do it all over again and improve on it; and that away in the night his starving mother would slip to him stealthily with any miserable scrap of crust she had been able to save for him by going hungry herself, notwithstanding she was often caught in that sort of treason and soundly beaten for it by her husband.

В целом, «Двор Отбросов» был настоящим осиным гнездом и в точности походил на дом, в котором жили Кенти. Пьянство, драки и ссоры, продолжавшиеся всю ночь напролёт, были здесь обычным делом, а пробитые головы никого здесь не удивляли, так же как и голод*.

Но маленький Том не чувствовал себя несчастным. Конечно, иногда ему приходилось туго, но он не придавал своим бедам большого значения. Том считал, что иначе и быть не должно, так как все мальчишки Двора Отбросов жили так же как и он. Том знал, что если вечером он придёт домой без денег, отец точно отругает, а потом и поколотит, да бабка добавит затрещин, а ночью его вечно голодная мать проберётся к нему с коркой хлеба или другими объедками, которые она могла съесть и сама, но сберегла для него, хотя за это ей не раз попадало от мужа.

No, Toms life went along well enough, especially in summer. He only begged just enough to save himself, for the laws against mendicancy were stringent, and the penalties heavy; so he put in a good deal of his time listening to good Father Andrews charming old tales and legends about giants and fairies, dwarfs and genii, and enchanted castles, and gorgeous kings and princes. His head grew to be full of these wonderful things, and many a night as he lay in the dark on his scant and offensive straw, tired, hungry, and smarting from a thrashing, he unleashed his imagination and soon forgot his aches and pains in delicious picturings to himself of the charmed life of a petted prince in a regal palace. One desire came in time to haunt him day and night; it was to see a real prince, with his own eyes.

He spoke of it once to some of his Offal Court comrades; but they jeered him and scoffed him so unmercifully that he was glad to keep his dream to himself after that.

Нет, всё-таки жизнь Тома не была такой уж плохой, а особенно летом. Он выпрашивал у прохожих совсем немного - чтобы вечером избежать отцовских побоев, потому что знал как строг закон по отношению к попрошайкам, и как сурово наказание. Поэтому вместо этого он проводил много времени в обществе отца Эндрю, слушая его удивительные истории о волшебниках и феях, о великанах и карликах, о заколдованных замках, о прекрасных королях и принцах. Воображение Тома было переполнено всеми этими чудесами, и не раз, лежа на вонючей соломе, гол ...........